АННА БАЛТИНА: «Я не чёрт с рогами»

– Я уже боюсь тебя березовчанкой называть. Ты уже гражданин мира. Вроде здесь живешь, а все активности твои – в Екатеринбурге. Что для тебя Берёзовский сейчас? Только по чесночку!

– По чесночку?.. Ну я переезжала сюда всем известно из-за чего – из-за Тропы здоровья, потому что лес из окон видно.

– Откуда переехала?

– Из Екатеринбурга.

– То есть там прошло твое детство?

– Нет, я из Асбеста. Я ж лимита, понаехавшая. В Екатеринбурге оказалась в 1999 году, чтобы учиться в консерватории. Ну и осели мы там. Я на втором курсе вышла замуж. Мама какое-то время в Асбесте жила, уже потом переехала ко мне в Берёзовский.

После консерватории работала в туризме, училась даже какое-то время по этому направлению. Полгода успела пожить в Питере. Была мысль туда переехать, но муж не дал.

– Из консерватории в туризм?..

– Хотелось себя попробовать в этой сфере. Кстати, эти вещи вообще-то взаимосвязанные. Я такой человек, понимаешь, горизонтальный, мне важны междисциплинарные связи.

– Вот ты приехала в Берёзовский, потому что лес рядом с домом. Любила на травке посидеть, босичком побегать, порисовать что-то...

– Мы, когда выбирали квартиру, посмотрели все районы Екатеринбурга, съездили в Верхнюю Пышму. Нам нигде не понравилось. Единственный вариант, который нас устроил – это район «Солнечная поляна» (5-й микрорайон Берёзовского – прим.ред.). Когда мы приехали сюда погулять, я была с такой «пузяхой», скоро рожать... Прогулялись по тропе до Шиловки и я влюбилась в это место. Вскоре мы купили квартиру.

– И началась жизнь в Берёзовском. Первый крупный протестный проект против строительства ТЦ «Яблоко», правильно помню?

– Вначале было «Благо» (благотворительный фонд в Берёзовском). После переезда я, абсолютно счастливая, что это место выбрала для жизни, пошла гулять в лес с коляской. Иду и думаю, а что ж счастье-то какое-то неполное... Начинаю замечать бомжей, мусор, шприцы… И меня это сподвигло на то, чтобы заниматься этим мусором.

– Ты в «Благо» сама пришла?

– Не помнишь, что ли? Я начала тогда писать на этот дикий форум Берёзовского (форум на сайте berezovskii.ru, который березовчане несколько лет назад использовали как активную площадку для общения – прим.ред.), огребла там по полной... Смешно, конечно, но я тогда еще была зеленая и наивная, рыдала дома: «Какой кошмар, что за вурдалаки, какой ужас, что там происходит». На форуме сидел и читал Харыбин (в то время исполнительный директор фонда «Благо» – прим.ред.). И естественно, он тоже замерил «температуру по палате», позвонил и сказал: «Давай-ка я к тебе в гости приду»... Прекрасно помню, как Андрей сидит у меня на кухне, а я ребенка от одной титьки к другой перекладываю. Он смотрел, смотрел и говорит: «блин, я ожидал увидеть боевую единицу, которая сейчас же включится в работу, а тут какая-то мамаша с ребенком. Ужас какой-то». Но в общем мне материнство не помешало развить бурную деятельность.

– Когда твое личное пространство начало рушиться? Я говорю о картинке из окна. Все вмиг изменилось, когда «Яблоко» начали строить?

– Намного раньше, когда «Птичью горку» побрили... Там такой лес стоял...

– Слушай, ну там, где ты сейчас живешь, тоже раньше лес был... Жители МЖК тоже рыдали, когда твой дом строили... Знаешь, как белочки с ежиками тогда страдали?

– Я, кстати, перед покупкой все прощупала, что было «до», и что может быть «после»... У меня подружка, Иринка Давлетшина, всю жизнь живет в Берёзовском, в пятиэтажке напротив МЖК. Я к ней приехала и спрашиваю: «Иринка, как жизнь-то в Берёзе?». Говорит, круто, вода классная! Вот, лес тут у меня, – показывает на странный островок леса, который оставили между МЖК и новыми пятиэтажками. «Представляешь, раньше я выхожу из подъезда, надеваю лыжи и вперед...». Печально все это, но что делать... По мне, нужно было оставить и Птичью горку, и Тропу здоровья в том виде, в котором они были. Я вообще считаю, прощупав тут всех – и тебя, и окружение, что есть идентичность в Берёзовском. Есть. Тропа и лес являются идентичностью Берёзовского.

– Ты, наверное, и генплан Берёзовского посмотрела перед покупкой квартиры?

– Да, причем спецам скидывала. И они мне все разложили по полочкам: тут Ж1, тут Ж2, вот это в опасности и так далее. И участок под школу там уже был.

– И ты купила квартиру у леса, зная, что прямо перед твоими окнами будет школа?

– Ну, прожила же уже почти 10 лет. Блин, я осознаю российские реалии и все равно приспосабливаюсь к этому.

– Летом будут вырубать площадку под школу, как ты это переживешь?

– Да капец, никак. Приняли решение переезжать. Я не перенесу, это реально для меня тяжело.

– Кстати, когда школа появится, квартиры-то дороже будут стоить.

– Ну, в стройке перед окнами тоже ничего хорошего нет. Окончательное желание о переезде появилось, когда я поняла, что в конкурсе по благоустройству победила велодорожка на Тропе здоровья. Я поняла, что это значит для тропы, и как этот конкурс будет воплощаться в жизнь. Поэтому я и решила, что надо «делать ноги». И сейчас у моих детей такой период, что нужно создавать для них инфраструктуру – это средняя школа.

– Аня, так средняя школа прям перед твоими окнами будет!

– Понимаешь, у кого какие мерки. Если дочь будет рисовать, то она пойдет в художку в Екатеринбурге, если сын учит английский, то это языковая школа.

– То есть Екатеринбург рассматриваешь? Какой район?

– Квартира уже есть. Думаю, как я вообще выживу здесь? Мне нужно что-то задвинуть, а что-то на первый план поставить. Выбрала образование детей, но сказала, что 8 лет потерплю, дальше – нет.

– А район какой?

– Самый центр.

– Ну да, тяжелый район.

– Еще бы. После Берёзы особенно. Ты же понимаешь, мне в Берёзе нравится, есть какие-то недочеты, но без них никуда...

– Как ты вообще на екатеринбургскую тему подсела? На парки, скверы, храмы, деревья?

– У меня было несколько попыток. Причем не единожды это происходило, когда я искала сообщества в Екатеринбурге, например, для помощи проекту «Сделаем»... Я его раскачивала и в Берёзовском, и в Екатеринбурге, но зашло это довольно слабо. То есть заходила я как раз со стороны экологии. Вообще, у меня в один момент наступила переоценка ценностей, мне надоело заниматься одним мусором. Мне было тяжело – мусор, мусор, мусор, фотографии мусора, карты мусора... Я уже эмоционально была настолько опустошена этими картинками... Потом почитала Глазычева, Мурунова, увидела другую технологию, сама как-то интуитивно поняла, что это проблема комплексная. Потом встретила ребят из «Центра прикладной урбанистики» и пошло-поехало.

– То есть от субботников ты перешла к причине мусора?

– К причине, да, действительно. Это проблема постсоветских пространств, городов, социологическая проблема и все намного глубже. И мусор – это маленькая часть этого всего.

– Первый проект в Екатеринбурге какой был?

– Не поверишь – субботник! Опять субботник, опять г…но, мешки, перчатки и все такое. Но в этом субботнике я уже занималась музыкой! Мы сделали субботник с музыкальной программой, экскурсиями. Это было на Царском мосту, где Герценка.

– Все же первый крупный проект какой?

– Крупный? День Исети.

– Это когда вы чистили дно реки? Когда пруд обнимали?

– Началось все с участия в «Ночи городских сообществ». Тогда было понятно, что у нас есть еще время. 2017-й год, когда встала угроза Городскому пруду. Все начинают сейчас орать: «А что вы не дали строить храм на этом насыпном острове?». Для меня-то понятно, что это проблема! Проблема комфортного проживания в городе, угроза реке! И так воды нет, и так вода вонючая. Это для меня было какое-то мега, мега потребительство.

– Для тебя Бог – он где? Ты же не богоборец, ты же верующий человек? Что для тебя вера, религия?

– Любовь, свет. Какое-то открытие, знаешь, себя именно с той стороны. Что ты можешь привнести в мир, как это отзывается в душе других людей. Я многонациональный человек, для меня Бог един.

– Ты не православная?

– Ты знаешь, это очень сложный вопрос. Кто сейчас православный, скажи мне? Я сейчас уже не понимаю, что такое у нас православие и что оно собой представляет. Люди, которые сейчас его представляют, они мне не нравятся.

– У них нет любви и света?

– Нет. Сейчас захожу в церковь и не чувствую ничего. И, если раньше у меня слезы текли, просыпалась генная память какая-то, когда в Новгороде в храме пели литургию... Сейчас захожу... И думаю, куда я попала? Столько всего произошло, мне столько всего понаписали, в том числе из православных, что я думаю, что у нас «все плохо в этом королевстве».

– Что писали?

– Кем я только не была. Общественной террористкой, экстремисткой – это мягко сказано еще. Потом пошла тема храмоборца. Ты знаешь эту историю-то? Ситуация следующая. Мне написала Татьяна Баланчук, ты, может, видел в фейсбуке нашу переписку. После того как я выложила картинку, где весь Екатеринбург с куполами...

– Ты картинку-то делала?

– Нет, конечно! Это вообще такой «баян» древний.

– Что написали-то?

– Можете почитать, все в открытом доступе. Смысл такой: «Как вы можете, Анна Михайловна, выкладывать такие картинки против православия, против церкви, и одновременно участвовать в мероприятиях РПЦ. Ваш хор в «Рождественских чтениях» в Берёзовском получил первое лауреатство, вам дали грамоту с подписью Благочинного...». И такой заход был: «Что вы говорите своим детям?». Я поняла так, что будет такая атака и на меня, и на родителей воспитанников музыкальной школы. У меня была подобная история, говорили, что я чем-то нехорошим занимаюсь, детей учу, извините, чуть ли не сатанизму. А я их учу другому совершенно... слышать музыку, себя. У меня есть свой встречный вопрос к этим активистам: «Для меня совершенно не понятно, как человек одной рукой собирается строить храм за 3,5 млрд рублей, разрушая комфортное городское пространство и вырубая сквер, а другой рукой травит реки на севере области?».

– Это ты про УГМК?

– Да, я сейчас про УГМК. Или, например, сажают в тюрьму активистов на Хопре... И кто-то из-за него бежит со своего места проживания... Для меня эти вещи совершенно взаимосвязаны, и я не понимаю, как такое может вообще у человека в голове происходить. Получается, с одной стороны я не могу участвовать в мероприятиях РПЦ из-за того, что есть якобы какая-то инаковость, а эти люди могут дарить храм за 3,5 млрд, когда деньги можно всецело потратить на исправление каких-то экологических косяков. Вот в этом и есть Бог, в этом и есть, собственно говоря, благодать...

– Что ты сейчас предпринимаешь? Ну вот эти «обнимашки» сквера у Театра драмы собрали тысячи горожан, что дальше-то?

– Суд.

– Против кого?

– Против администрации Екатеринбурга.

– Суть иска в чем?

– О незаконном переведении категории земель – с топ1 на ц5. Действительно незаконное. Топ1 застраивать нельзя – это скверы, рекреационная зона. Генплан действующий и выделять какой-то кусочек для ц5...

– Кстати, а муж-то тебя из дома не выгоняет еще?

– Было такое, что все, говорит, иди отсюда. Видишь, когда началась вся катавасия с прудом, действительно, мы работали по 24 часа в сутки. Мы понимали, что мы добьемся своего, добьемся результата. Тогда понимание, что добьемся, было...

– Он поддерживает тебя?

– Он меня очень поддерживает, во всем, сейчас. Но одно время из-за него я пробовала дистанцироваться, уйти от этого всего. Поняла, что есть проблема в отношениях и надо быть с ним. Потом он начинает свыкаться с мыслью, что я сижу дома. А я кисну. Я говорю ему, что я другой человек, что меня ломает, что не на месте я, когда не там, и душа не на месте. Я ему рассказала все то, что мы сделали, как много всего вложено – и сил, и эмоций. И он понял.

– Вот ты говоришь про давление. Были ли сообщения-угрозы или сообщения мотивирующего характера, чтобы ты ушла из проекта?

– Я на самом деле недорассказала про музыкальную школу. Наш Благочинный позвонил Маргарите Дорохиной (прим.ред. – замглавы по социальным вопросам). Маргарита Дмитриевна передала директору школы, где я работаю, его слова. Оказывается, я и мой хор не имеют право получать грамоту за подписью Благочинного, так как я веду «борьбу с храмом». В школе вообще не знали о моей общественной деятельности. И было непонятно, как ситуация развернется. Я объяснила свою позицию директору, поговорила с родителями моих воспитанников. Напомнила, что мы давно знакомы и «я не черт с хвостом и рогами», попросила не поддаваться слухам. Про деньги, если спрашиваете, никогда не было, чтобы предлагали. Видимо понимают, что со мной это бесполезно. Вообще, оскорбляют постоянно, в основном в интернете. Гадости пишут те, кто их в лицо сказать не может. Сначала расстраивалась. Сейчас меня абсолютно этим не прошибить.

– А сколько вас в проекте? Постоянно говоришь «мы». Тысячи?

– Ха-ха. Есть работа у всех, практически у всех есть семьи. Все совмещают. А где ты найдешь таких людей в большом количестве? Актив – это порядка 10-20 человек. Одни отваливаются, другие присоединяются. На самом деле это крутой процесс, потому что люди согласны тратить свое личное время в зависимости от своих ценностей на какую-то цель. У нас такие люди! Они, правда, очень крутые!

– Есть какие-то стратегические задачи, что дальше в планах команды?

– Это системная проблема, где эта точка входа будет в следующий раз – не предугадаешь. Если бы люди могли влиять на свою жизнь каким-то нормальным человеческим способом? Вот, например, Злоказов разобрал проект по вырубке Зеленой рощи... И ведь он сам не знает, каким инструментом может повлиять... Ему не нравится это. Да, все нафигачил: надо обратиться в администрацию, надо обратиться в думу и опять эти бесконечные обращения. И к чему это приведет, он, думаешь, знает? Нет, конечно. В принципе, да, мы все хотим, чтобы город не превращался в бетонные джунгли, мы хотим, чтобы город развивался гармонично. Но это вопрос такого переосмысления, ломки.

– А кому ломаться надо?

– Вот смотри, у нас закончилась большая-большая эпоха, советская, потом были переломные 90-е годы – сейчас же наблюдается возврат в 70-80-е годы прошлого века. РПЦ же возвращается в 1917, 1920, 1930... Начинает переосмыслять случившееся. Но нет понимания, что нужно много времени для переосмысления и главное, чтобы были выводы. Если вы посмотрите странички в соцсетях тех же православных активистов – у некоторых Сталин стоит на аватарке, и это странное весьма сочетание. Церковь обращается к прошлому, говорит, что снесли все храмы и что сейчас их надо восстановить. А вопрос – зачем, ребят? Внятного объяснения нет.

– Для многих это действительно имеет смысл.

– В чем смысл? Они переварили эту эпоху... Я говорю о сегодняшнем институте РПЦ. Смысл был в 90-х годах, когда строили Храм-на-Крови. Это было понятным, потому что действительно это было преступлением. А зачем восстанавливать храм Святой Екатерины, людям не объяснили. Им плевать на ХХ век, и на то, что мы, черти, тут понастроили. У меня такое чувство, что у них бабушек нет, дедушек нет, они все такие святые... Может, у них бабушка была коммунисткой, родственницей Бычковой?

– Ты считаешь себя оппозицией действующей власти?

– Давай так. Я понимаю, что я в политике... Но очень недавно. И, кстати, экология сейчас вообще приравнивается к политике. Если ты защищаешь семь рек на севере, то все, ты последний экстремист. А ты просто защищаешь семь рек, я знаю. Просто. Защищаешь. Семь. Рек. А я просто защищаю сквер. А если мы против строительства храма, то мы против православия – отличная цепочка.

Храм храмом, но действуйте в рамках закона. Ощущение, что мужики в бане крестиками отмечали, что и кому достанется, и дали зеленый свет УГМК, РМК, вспомни сейчас их объекты. Это все бизнес, ребята. Бизнес и все.

– Но области же, может, никак без этого не выжить? Когда есть бизнесмены, они же области помогают, не только башни «Исеть» строят, но и налоги в бюджет …

– А ты знаешь, как они сейчас оправдывают семь рек и другие объекты – Карабаш, Сибай?

– Я знаю! Наш край – полон природных ресурсов! Тот же лес, это же возобновляемый ресурс! Нельзя не рубить лес. Где вы табуретки, столы, гробы возьмете?

– Это одна сторона, но они же еще выбрали какую позицию: «Мы же благодетели, нам вот это все говно с советских времен досталось, а нам теперь приходится все это разгребать, понимаешь». Но вы новые медные карьеры сделайте как надо, чтобы окрестные реки не гибли!

– Тогда медь будет стоить дорого, будет нерентабельна. Чтобы ресурсы продавать, надо делать для олигархов максимально выгодные условия. Если они сделают очистные вокруг Шемурского месторождения за 3,5 млрд, то у них медь будет стоить условно не три рубля за килограмм, а триста. Кто у них купит?

– И сейчас свяжи это с храмом, у меня вот вяжется это все хорошо. Мне, конечно, говорят: «О, экология?! Где здесь экология?». А я думаю, вы вообще учились в школе? Вы знаете, что дерево вырабатывает кислород? Дважды два четыре!

– У Берёзовского какой путь вообще? Храмы будем строить?

– Екарный бабай! Да какой путь… как у любого постсоветского маленького городка. Это, во-первых, действительно осмысление своей роли. Ты же понимаешь, что город образовался, потому что золото нарыли. Это абсолютно промышленный город. Но сейчас меняется парадигма, потому что градообразующее предприятие на данный момент не градообразующее. Почему День строителя, День предпринимателя отмечаем? Потому что очень много строят жилья, промки. Я прекрасно понимаю, к чему это ведет! Потому что нужна наполняемость бюджета, нужно, чтобы предприниматели и инвесторы чувствовали себя хорошо. Как в эту систему вписаться бесчеловечную, я не понимаю… Я считаю, что долгий будет, болезненный процесс. Но территория очень классная, делать можно много. В Берёзовском люди очень активные, в поселках тоже. Давай вспомним стратегическую сессию, потенциал же есть, есть. Потенциал в людях. Как вы там говорите?

– Сила Берёзовского в людях!

– Вы зайдите на сайте МИЕ (Музей Истории Екатеринбурга), в ролике на главной странице в первые минуты про Берёзовский речь идет. Ролик про Екатеринбург, а в первых минутах – про Берёзовский! Думаю, ух! Давайте вспомним про староверов и стрельцов. Стрельцы, староверы, немцы – замес-то какой был. Заряд произошел именно тогда. Когда прочитала про немцев, которые приезжали и всю жизнь отдавали делу, просто смиренно тут жили, вдали от Родины. И только потому, что ты профессионал и несешь свою профессиональную деятельность – это как миссионерство. Вот они были миссионерами. Стрельцы-то, эгегей: «Нас выгнали, давай мы будем жить тут с женками, на вольных хлебах!» Староверы понятно, вообще стойкий народ, они не пили, у них свои устои, много предпринимателей екатеринбуржских были староверами.

– Бойцовы у нас тоже староверы были.

– Поэтому место здесь очень крутое – немцы, староверы и стрельцы – эгегей!