ОТВЕРТКИ НЕ ПОДОЙДУТ. Учителю нужен новый инструментарий

Среди участников двухдневного совещания был и Алексей БРАТЧИКОВ, учитель школы №2 и руководитель ресурсного центра, анализирующего качество образования в нашем городском округе. Алексей Вячеславович рассказал «Берёзовскому рабочему» о том, какие задачи поставило перед школой государство. Как вдумчивый специалист, он дал свою оценку требованиям системы. Публикуем основные тезисы из этого интервью.

Перед учителями выступил первый заместитель министра образования и науки Андрей Петров. Из его обстоятельного доклада стало ясно, что министерство намерено заниматься образованием, аттестацией и квалификацией педагога. В отрасли начала действовать новая система аттестации – Национальная система учительского роста (НСУР), по которой этой осенью учителя в 15 регионах сдадут первые предметные тесты. НСУР может проэкзаменовать педагога не только на знание его предмета, но и не менее необходимых психологии и педагогики. Цель теста благая – выявить затруднения, имеющиеся у педагога. Если он не пройдет тест, ему предложат повысить квалификацию.

Разработчик системы, педагогический университет им. Герцена в Санкт-Петербурге, предложил аттестуемому учителю снять на видео около 20 уроков, чтобы затем оценить стиль его работы. Это предложение вызвало дискуссию в аудитории.

– Мы с коллегами из провинции были единодушны: мечтателей много. Когда министерство формулирует такую задачу, оно должно отдавать отчет, что в нашей стране более миллиона педагогов, и работают они не только в Петербурге и Москве. В провинции учителя другие. Это правда. Чтобы создать единообразную систему, нужно создать и одинаковые условия. Создайте условия, а потом спрашивайте. Вот когда они у меня были, а я не справился – тогда я плохой. А когда в провинции педагог заправляет картридж за свои деньги и возит детей в театр на свою зарплату, чего от него хотят? Если топ-менеджер на заводе спросит с рабочего, почему он не выполнил задание, тот ему может сказать: «Металл у тебя из рук вон плохой, привезен не вовремя, зарплату мне полностью не заплатили, спасибо не сказали». А учитель так сказать не может. Понимаете, никто не против работать. Уверен, что большинство моих коллег умеют и хотят хорошо работать. Но сколько можно лукавить? – сказал Алексей Вячеславович.

Второй актуальный и очень неоднозначный вопрос, который обсуждался на конференции и который служит предметом споров и обсуждений в учительской среде уже несколько лет, это вопрос инклюзивного образования, когда дети с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ) учатся в массовой школе наравне со здоровыми сверстниками. Государство провозгласило массу приоритетов в этом направлении: от учителя требуют создать условия для такого обучения. Насколько возможна инклюзия в обычных школах? Наш собеседник не стал скрывать, что декларируется и что получается в реальности.

– Постараюсь сказать так, чтобы никого не обидеть. Сегодня массовая школа не всегда способна найти подход к каждому здоровому ребенку. А если у ребенка имеются какие-то проблемы физические, психологические, логопедические, в поведенческом отношении, то он, конечно, будет требовать большего внимания к себе. От учителя требуется так выстроить свою работу на уроке, чтобы успеть дифференцировать свои подходы к каждому ученику в классе. Причем в ограниченное время. Пока это плохо получается.

Родители сегодня поняли, что государство им этот ресурс предложило и отправило их с этим запросом в обычные школы, для которых это очень сложная задача. И родители отчасти правы, упрекая школу в невозможности решить эту задачу. Когда в классе 28-30 человек и один ученик с ограниченными возможностями здоровья, какой приоритет должен выбрать учитель?

С высоких трибун говорили о том, какие условия должны быть созданы в школе и какие программы разработаны, чтобы инклюзия была возможна. Перед нами выступал директор института коррекционной педагогики Николай Николаевич Малофеев. Он предлагает двигаться от инклюзивных программ к интегративным. На его взгляд можно на одном уроке объединить всех детей, но при этом педагог должен обладать и техническими возможностями, и новыми знаниями. И сегодня, однозначно, уже не институт развития образования может помочь учителю, а узкие специалисты, которые есть в специализированных школах.

Как считает Алексей Вячеславович, педагог знает, что нужно делать, но у него нет готового инструментария действия в конкретной ситуации.

– А ведь это для нас все априори новые ситуации. Вот например, глухой ребенок. Не нужно думать, что у него пропали проблемы, говорил Малофеев, когда он стал слышать благодаря аппарату – у него стало еще больше проблем. Он все будет воспринимать иначе, чем его здоровые сверстники. Педагогу на уроке в одну секунду нужно понимать, выдавая информацию, что эти дети ее вот так воспринимают, а другие – иначе.

Нам негде этому учиться и не у кого. Посмотрите, почему стажист, проработавший 10-15 лет в школе, не имеет проблем на уроках. Он принимает решения на уровне интуиции. Какие-то секундные паузы, и пошел в нужном направлении. Это опыт. И здесь то же самое. Чтобы начать профессионально работать с такими детьми, учителя должны накопить опыт. Для этого нужно время, а нас уже начинают оценивать.

Большое внимание на совещании уделили новым формам школьного обучения. Это закономерно: в центральной части России давно пропагандируют дифференцированное обучение. Это, как сейчас говорят, в тренде, то есть модно. При желании родители могут выбрать для своего ребенка дистанционное или семейное обучение. В таком случае ученик приходит в школу только для сдачи зачетов и экзаменов. Подготовкой такого ученика занимаются сами родители или репетиторы.

Казалось бы, для наших переполненных школ это хороший выход. Но учителя так не считают. По мнению нашего собеседника, сейчас не времена Пушкина, и качественное семейное обучение могут позволить себе единицы.

– Пребывание ребенка в школе – это формирование системы отношений в обществе. Ребенок, сидящий дома, оказывается неприспособленным к жизни. Есть дети, которым по состоянию здоровья показана такая форма обучения. Но и среди них есть исключения: Ксения Каминская у нас много лет была героем. Но когда ребенок здоров, домашнее обучение его расхолаживает. Ведь школа – наука жизни. Это постоянное преодоление себя, своих желаний, это ломка характера. Это закаляет. Для ребенка важно стать частью коллектива, стать лидером. Это нужный опыт.

Есть талантливые дети, которые живут по другому режиму: например, спортсмен приехал с соревнований, получил консультацию, побольше позанимался. Но это другая история. Мы сейчас говорим о том, что обычно не успешен в обучении ребенок, у которого есть какие-то сложности. Родители считают, что если отгородят от трудностей, такому ребенку будет лучше. Раньше двоечника никто не извинял. Его наоборот заставляли все больше и больше работать. Сегодня, чем более неуспешен ребенок, тем больше его начинают опекать. То ему недостаточно хорошо объяснили, то он не так правильно сидит... Мы все стали какие-то оранжерейные. Да, у кого-то есть проблемы со здоровьем, и им показана другая форма обучения. Но у двоечника, как правило, проблем со здоровьем нет. Зачем его жалеть? Надо заставить его трудиться.

И еще. За эту фразу меня могут линчевать, но я все равно скажу: у путевых родителей, как правило, не бывает таких проблем с детьми.

Разумеется, с высоких трибун поднимался и вопрос качества образования, которое должны обеспечить учителя, государевы люди. Насколько сложно достичь требуемой высокой планки в массовых школах?

– Я прекрасно понимаю, что государственный уровень проблем не тот же самый, что здесь и сейчас в школе №2, – рассказывая об этом посыле, иронизирует Алексей Вячеславович. – Управленцев наверху больше интересует рост качества образования и вопрос конкуренции наших выпускников на мировом рынке, чем наши мелкие проблемы на «земле». Но давайте разведем эти понятия. Есть внутренняя политика, есть внешняя. Так и в образовании. Есть 10-15 тысяч талантливых учеников. Пестуйте их, это будущее наших высокотехнологичных отраслей. Но ведь есть и все остальные миллионы учеников, которые будут работать на заводах, в школах и больницах. Тем талантливым ученикам я не нужен, я, простой учитель, нужен массовой школе. Но это же не дает государству права ущемлять ее интересы.

Среди тех учеников, которых мы учим, есть те, кто мог бы достичь большего, для этого нужно участвовать в олимпиадах. Каждая из них сопряжена с материальными затратами, а у нас обычный город, где живут обычные граждане. Есть конечно, дистанционные олимпиады, которые мы используем многие годы. Это «Русский медвежонок», «Британский Бульдог». Но это уровень социализации, поддержания интереса к предмету и какого-то общения. Не более того. Всероссийская олимпиада школьников, конечно, более масштабна. Но через ее мелкое сито проходят единицы из городов, подобных нашему. Наверное, так и должно быть. Но наши ученики опять же не в равных условиях со столичными. Нам могут сказать: боритесь, доказывайте. И тут уже без разницы, чего не хватает: ума или денег. В состязании побеждает сильнейший.

Как показывает практика, нашим ученикам, кроме везения, ничего не помогает. Екатеринбург нас все равно переплюнет. Почему та же девятка или СУНЦ в Екатеринбурге побеждает на всех олимпиадах? Они снимают сливки. Мы годами растим своих учеников, которые в старших классах уходят в школы уральской столицы. Там их дорастят, долакируют и получат плюсик. За границей в досье ученика вписаны все педагоги начиная с воспитателя в детском саду, благодаря которым он смог стать успешным. А у нас легко забывается, что в такого ученика вложил труд учитель из «простой» школы.